В любой деревенской луже, где кроме старых покрышек и мазутных пятен никогда ничего не водилось, ротан бойко берет на крючок любого размера, лишь бы он помещался в пасти. И при этом не обращает внимания на толщину лески, качество узла и торчащее жало. Как появился ротан в европейской части России, читайте здесь.

В том, каким образом ротан осваивал те или иные водоемы и какую нишу он там занял, прослеживаются некоторые закономерности.

Первый вид водоема — тот, где никакого хищника, кроме него, нет, а ротан — безусловный лидер. Характерны в этом отношении сельские и дачные канавы и противопожарные пруды, где встречаются верховка, карась и вершина пищевой пирамиды — ротан-головешка. Размеры его в таких прудах зависят от пресса рыболовов и пищевой базы в виде различных насекомых, головастиков, мальков и лягушат. Есть примеры, когда при благоприятных условиях килограммовые трофеи — не предел. При этом следует отметить интересную закономерность: карась в таких освоенных ротаном прудах водится гораздо более крупный, чем в чисто карасевых водоемах, где ловятся одни «пятачки». Иными словами, ротан здесь явно на пользу всему прудовому сообществу в целом.

Второй вид водоема — тот, где ротан является единственным представителем рыбьего царства. В этом случае величина особей зависит от объема водоема и обилия в нем корма. В деревенских прудах, как правило, обитают «мизинчики», но иногда в противопожарных канавах на торфяниках или в лесных массивах в «окнах» верховых сфагнумовых болот встречаются достойные 200-300-граммовые экземпляры, причем все ровные, как солдаты первой шеренги парадного батальона. Безусловно, каннибализм здесь образ и способ жизни, а остальная живность, попавшая в воду, лишь дополнение к столу. Порой диву даешься, как за десятки километров от жилья попал сюда переселенец? Может, дикие утки на перьях и лапах принесли икру? Сомневаюсь. Скорее во время разлива ручьев в половодье произошло переселение рыбы.

Третий вид водоема — тот, где ротан существует на правах «лишенца всех прав». Наличие окуня или щуки является непреодолимым барьером для процветания головешки, а иногда и жирной точкой всей популяции. Ярким характерным примером может служить подмосковная речка Пахра в районе села Ям. Примерно 35–40 лет назад я ловил там на удочку карася, ручьевого гольца, горчака, плотву, изредка карпа. Брошенный кусок белого хлеба верховка облепляла так, что вода под ним кипела серебром, а во время нереста поплавок плясал от трущейся об него мелочи. При этом певчие прудовые и озерные лягушки размером с калошу сорок пятого размера по берегам реки были обычным явлением.

В те времена, не поймав ничего в течение дня, достаточно было оснастить удочку мормышкой или просто сдвинуть грузило к крючку и за полчаса по дороге к станции можно было набить целлофановый пакет ротанчиками, чтобы вечером быть с законной сковородкой жареных сладких хвостиков с белой нежной мякотью. Потом в реке появились в заметном количестве окунь и щука, и ситуация в корне изменилась. Исчезли лягушки и весенние полчища головастиков, пропала верховка — брошенный в воду белый хлеб теперь не трогает ни одна рыба, исчез в том числе и вездесущий ротан. Зато чаще стали попадаться лещ, карп, голавль, изредка даже жерех, причем трофейного размера.