Публикуемая низже статья была напечатана в альманахе «Рыбьи тропы» в 1929 году. Она написана известным натуралистом Ф. А. Арсеньевым. В 70 - 80-е годы прошлого столетия вышло несколько его книг по исследованию северных областей России и Вологодской губернии. Охотник и рыболов, автор увлекательно описал в своих книгах жизнь зверей, птиц и рыб, их повадки.

Статья «Поденка» посвящена одной из самых лакомых и привлекательных насадок для карповых рыб. Рыболовы называют ее чаще всего метлицей. Живя всего несколько часов после выхода из воды, она погибает, совершенно покрывая собою поверхность воды, и с жадностью пожирается рыбой. Ловля в такое время бывает очень успешна. Автор же не только описывает ужение рыбы, но живым, образным языком подробно и обстоятельно рассказывает о том, что происходит с поденкой перед вылетом, о ее жизни и превращениях, о «месте жительства» и еще о многом другом.

(Читателю надо иметь в виду, что применение язков, о чем упоминается в данном материале, сейчас повсеместно запрещено, некоторыми бассейновыми управлениями ограничена ловля переметами, естественно, что и нормы вылова рыбы стали значительно меньше. Но во времена Ф. Арсеньева таких запретов и ограничений не существовало, к тому же статья прежде всего имеет ценность как уникальный материал о жизни поденки, а не о ловле на эту насадку.)

В конце июня наступает веселое и добычливое ужение на метлицу. Что такое метлица и как она образуется, я нахожу нужным сказать об этом несколько подробнее.

Берега Шексны, особенно те части их, которые в межень ополаскиваются водой, состоят преимущественно из глины и ила. Они плотно осели слоями и окрасились то в черный, то в темно - синий, то в бледно - зеленый, то в красноватый цвет, с тончайшими прослойками железняка.

В этих - то илистых массах шекснинских берегов зарождаются тучи поденок, которые живут сначала в прорываемых ими круглых ходах, идущих горизонтально по направлению к воде, а потом в известное время они вылетают из своего мрачного и душного жилища в виде двукрылой мухи, похожей наружным образованием и величиною на коромысла.

Шекснинские жители дали этому насекомому, в несметном количестве бороздящему воздух над водою, название «метлица» - по сходству самого явления с зимней метелью. Вот что такое метлица.

После выхода метлицы, разрывая осторожно оставленные ею подземные галереи и следя за направлением канальцев, легко заметить, что каждая норка или каналец имеют сообщение с соседней и даже несколькими норками.

Об этом делали много различных предположений; полагали, что этими подземными ходами поденки могут видеться друг с другом, ведут общественную жизнь, совершают акт оплодотворения, после которого там же кладут яички; но кажется, что соединительные канальцы есть дело совершенно случайное, происходящее от чрезвычайного множества поденок, которые еще в состоянии личинки, или попросту червяка, зарываются внутрь или перекрещивают свои лазы, а потом протачивают по направлению к свету столько ходов, что берег делается совершенно губчатым, или, вернее, ноздреватым. Мудрено ли, что подземные галереи поденок имеют между собой столько сообщений!

Личинка шекснинской метлицы живет до двух лет во влажной почве ила. В первом периоде своего образования она не больше как простой, тонкий и длинный белый червяк, без всяких придаточных наружных орудий. По мере того, как насекомое приближается к совершенному возрасту, ему требуются новые органы и оно лишается старых, непригодных для его новой жизни. Таким образом, следует ряд превращений: на голове личинки усматривается пара очень больших сложных глаз, пара крепких жевал, служащих им для разбивания ила, из которого добывают они пищу. Ясно очерченная грудь снабжается шестью ножками с суставами; тело, оканчивающееся тремя длинными колючими нитями, покрывается широкими мохристыми пластинками, которыми насекомое движет с удивительною быстротою. Эти пластинки - настоящие жабры, т. е. органы водяного дыхания; толстые каналы воздухоносных трубочек входят в самую их середину и разветвляются там, чтобы из окружающей их жидкости всасывать необходимый для жизни насекомого воздух и разносить его по всему телу.

В состоянии таких превращений личинка поденки живет до двух лет и достигает должной величины, после чего переходит в куколку, которая живет в той же галерее и отличается только появлением на спинке коротеньких чехолков, в которых скрываются сложенные вдоль крылышки. Это второе превращение поденки.

Когда настанет время третьего превращения поденки - из куколки в крылатое насекомое - тогда она направляется к поверхности воды через отверстия, прорываемые с помощью зубчатых, твердокожих орудий, находящихся у нее на голове. По моему замечанию, чем более поденка приближается ко времени превращения в полное насекомое, тем ближе она подвигается к выходу. Это подтверждается тем, что если перед появлением метлицы мять ногою илистый берег, то из него начинают показываться куколки поденок, стремительно бросающиеся прочь от берега и уплывающие в глубину при помощи движения своих дыхательных снарядов, которыми они умеют действовать, как рыбы плавательными перьями. Если же сделать этот опыт недели за три до выхода поденок, то ни одна из них не вымнется из берега, потому что в это время они лежат в нем еще довольно глубоко. Ясно бывает видно, как готовая к превращению куколка, выйдя из земли совершенно наружу, разрывает свою оболочку, которая лопается у нее на спине, как выходит сначала головка поденки и грудь, как она движет крыльями, стараясь выбраться из тесных пеленок. Вот она уже вышла, выправила сложенные крылышки, помещавшиеся в узких надкрыльных сумочках, и приступает к последнему своему превращению - сбрасывает со всего тела еще один паутинный покров, чего не делает ни одно из других насекомых. После этого она, явившись уже совершенно с прекрасными нежными формами, красивыми, светлыми, большими черными и блестящими глазами, взмахивает крылышками и спешит соединиться с другими своими подругами, в миллионном количестве порхающими над водой.

В описываемом виде шекснинских поденок ясно различаются два пола; самка несколько крупнее самца, имеет белые крылья, очень пухлое, слабое тело, тоже беловатое, небольшие и не столь светлые глаза и два хвостика; самец меньше ростом, но формами несравненно красивее и телом тверже; крылья у него черные, туловище бледно - палевое, глаза большие и ясные, а на конце тела кроме двух хвостиков, длиннее, нежели у самки, он имеет еще четыре коротеньких придатка. Пришекснинские жители самку называют белокрылкою, а самца - чернокрылкою.

Как продолжительна жизнь поденки в состоянии личинки, так кратковременна она в состоянии развитого животного: только несколько часов суждено наслаждаться поденке своею новою воздушною жизнью, да и то в борьбе со стихиями. Разорвав свою связь с подземной жизнью, положив для сохранения своего вида яички, она летит искать смерти и тут же находит ее, падая на воду; или, заносимая ветром, опускается она на траву, кусты, лес, где и достается в добычу малым пташкам и всякой прожорливой птице.

Один раз в год, постоянно в конце июня или в начале июля, оставляет шекснинская поденка илистые берега, место своего возрождения и воспитания, и служит для местных рыбаков знаком обильнейшего периода в ловле рыбы. Никогда не случается, чтобы во всей Шексне выход ее был в один день: в средних частях течения реки она является позже, нежели в верховьях, а внизу, около устья, позже, нежели в средних частях. Трудно объяснить такое разновременное ее появление. Зависит ли это от свойства грунта, неодинакового на протяжении Шексны, от падения и возвышения воды или другие есть какие - нибудь скрытые причины - решить не берусь. Шекснинские рыбаки разделяют метлицу по плесам и делят ее появление на два выхода: на малый и большой, «чертеж» и «валку».

«Чертеж», или малый выход метлицы, служит как бы предуведомлением о наступившем времени появления поденок. При ясном свете утренней зари скромно вылетят из берегов несколько особей, направляющихся к середине реки; неразвязно, вяло порхают они над нею и опускаются на воду, бороздят, чертят живою чертою ее гладкую поверхность.

Отсюда название «чертеж». Замечательно, что в первый «чертеж» нельзя увидеть ни одной чернокрылки; он весь состоит из женских белокрылых особей, и то из самого небольшого числа. Рыбаки не пользуются первым «чертежом», потому что появившиеся поденки сейчас же бывают подхвачены голодной рыбой и чайками и не оставляют о себе никаких следов, так что, прозевавши «чертеж», трудно после и узнать, что он был. В года, обильные метлицею, на другой день после первого «чертежа» бывает второй, в котором изредка подвертывается и чернокрылка. Дня через два, много через три, после второго «чертежа» надо ожидать «валки», т. е. большого выхода метлицы.

Еще с вечера, как только солнце опустится за лес и заря бледным светом разольется по краю неба, над дымящейся паром рекою запорхают несколько поденок, верных вестников предстоящей на утро «валки». Вся коротенькая июльская ночь пройдет у рыбаков в приготовлении к завтрашнему дню: припасаются заплавки, поправляются язки, осматриваются лодки, перебираются переметы. Едва зыкнет коростель, вестник утра, и полетят на заплеск Шексны с громким криком вороны с сухих высоких осин, мест своего ночлега, метлица начнет выходить из илов в несметном количестве. Чем ближе время к солнечному восходу, тем в большем числе летает она над водою, тем гуще и гуще становится ее в воздухе, и, наконец, на солнечном восходе тучами валится она в реку и совершенно покрывает собою поверхность воды. От двух до четырех часов продолжается время появления поденок на свет божий; потом толпы их начинают редеть, и к шести часам уже не увидишь порхающей метлицы. Только густыми массами с верхних плесов тащит ее течением реки вниз и разбивает по заплескам и ракитникам, наваливает на мысы и кружит в заводях, завертывая в кольца струек.

Во время выхода метлицы любопытно бывает следить, как поденка, выбравшись из своего темного гнезда, торопится к своим подругам, как скоро она изнемогает, устало машет своими крылышками, падает в воду, трепещется, бьется на ней, но, собравшись с силами, вдруг снова поднимается, взвивается высоко - высоко и потом опять падает, и это продолжается до тех пор, пока крылья поденки не обмокнут и она не лишится способности летать. Часто случается видеть, как некоторые поденки, не успевшие освободиться от последней своей паутинной оболочки, очень липкой и нежной, порхая, таскают ее за собой на длинных хвостовых усиках и, падая в реку, уже не поднимаются, потому что мешочек, образуемый оболокой, в одну секунду наполняется водой и лишает их сил взлететь вторично.

Из окружных болот и озер, разбросанных во множестве по обеим сторонам Шексны, огромнейшими стаями слетаются на лакомую пищу чайки и фомки - разбойники. Громким криком приветствуют они появление метлицы и с жадностью бросаются на добычу, камнем падая в воду; или, усевшись где - нибудь на берегу, на прибое, спокойно пожирают ее, выбирая живых, бьющихся крылышками. По заплеску суетливо бегают с этой же целью пискуны - песочники, важно и сановито расхаживают красноносые сорочаи, и, переваливаясь с боку на бок, выступают вороны, прожорливо объедающиеся и часто взмахивающие от пресыщенного удовольствия своими пепельными крыльями. Над водою расстилаются ласточки и береговые стрижи, бойко подхватывая трепещущее насекомое; порхают трясохвостки, осторожно доставая с воды метличку, и вьются чернощекие рыболовы. Из густой нависели тальника вдруг выплывает на струйку целый выводок уток, растягивается по ней веревочкой и, установившись против воды, ловко начинает глотать метлицу и справа и слева; а в воздухе, широко распластав крылья и описывая правильные круги, начинает виться шекснинский орел - белоголовик, подстерегающий удобный случай в минуту общего торжества попользоваться своего рода добычею. Радостные крики чаек, карканье ворон, посвистыванье куликов, заунывный пронзительный голос орла, свободная, голосистая песня рыбаков, разъезжающих в легких челноках по реке, придают необыкновенное оживление утру, в которое бывает «валка» метлицы.

После выхода метлицы илистые берега Шексны делаются ноздреватыми: в них очень явственно видно бесчисленное множество маленьких норочек, немного шире отверстия гусиного пера - это лазы метлицы из своих гнезд. Около каждого отверстия лежит паутинный покров насекомого, его последние пеленки.

Метлица есть самая лакомая пища для рыбы, которая еще недели за две до ее появления дает знать рыбакам изменившимся ходом ловли, что она ожидает своей манны. За несколько дней перед выходом поденок рыба перестает удиться на рака и ловиться на все рыболовные снасти, сдается с мелких на глубокие места и совершенно пропадает до радостного утра... Ни всплеска ее, ни даже игры маленьких рыбок в это время не слышно и не видно. Но лишь только появится на реке метлица, откуда что возьмется! Все жители водяного царства - язь, лещ, плотва, чеша, сорога, голавль, палан и целые стаи мелких рыб - поднимаются из глубины и жадно начинают глотать падающее насекомое. Невольно изумишься такому необыкновенному скоплению рыбы. Всплески и бульканье раздаются во всех местах Шексны, а около заплеска, по мелям, и в густой нависели ракитника, где всегда набивает много метлицы, показываются многочисленные общества рыбешек, которые игриво продовольствуются поденками, разрывая каждую на несколько частей и рассыпаясь, как дождь, при всякой опасности со стороны прожорливых щук, жадно охотящихся за ними.

Весело любоваться в это время на огромных лещей, меланхолически ловящих метлицу: медленно поднимается он с глубины, до половины выставится из воды горбатая, как краюшка, спина его и широкий гребень пера; неповоротливо возьмет он поденку, широко развернет хвостом и скроется, пустивши пузырь попавшего при глотании воздуха. Через минуту появляется он опять на том же месте и так же хладнокровно и солидно ловит и исчезает. Часто вывертывается стерлядь, привлеченная лакомой пищей, но так скромно, трусливо покажется она на поверхности воды, так робко и торопливо схватит метличку, как будто это дело для нее решительно непозволительное. Язь и голавль - напротив, те бешено рвутся за добычею, вприпрыжку, с брызгами, наперерыв хватают метлицу и так много ею наедаются, что нередко случается видеть их на заплесках уснувших от обжорства.

Ранехонько утром, лишь только румяная зорька зардеет на небе, торопишься, бывало, на язок, с длинными удилищами на плече... Свежесть воздуха и утренний холодок прохватывают легкое платье, маленькая дрожь пробегает по телу, но скорая ходьба сейчас прогоняет это ощущение: становится как - то приятно, весь согреваешься и свободно, во всю грудь, дышишь чистым воздухом. Густой пар бродит над рекою, дымятся таким же паром разбросанные там и сям озера; задернулись, им же леса, а прибрежные, ровные и душистые луга, как серебром, залиты росой. Давно уже проснулись чайки и кричат дружным хором по заплескам Шексны, где они заправляются завтраком; во всех концах раздаются хриплые голоса коростелей, кряканье уток, и мерно, точно такт выделывает, бьет в хлебе перепел.

Вот и язок. Потихоньку спускаешься к нему под гору, осторожно разматываешь удочки, усаживаешься, как можно ловчее и спокойнее, на лавочку и наживляешь крючки, вздевая на каждый по две метлички с хвостика. Для этого употребляется всегда метлица - чернокрылка: она гораздо лучше держится на крючке, и рыба как - то охотнее ее берет. Рыбаки выбирают и хранят чернокрылку собственно для наживки в погребах на льду, в нарочно приготовленных для этого луночках. Нажививши крючки, забрасываешь две удочки: одну поближе к язку, около загрузок, другую - пониже, к нависели ракитника. Ловко опустятся крючки, скромно лягут поплавки на воду и начнут бродить взад и вперед. Долго они плавают без малейших признаков клева. Растушевалась уже по всему небу красавица заря, выглянуло солнце из - за леса, потянулись длинные - предлинные тени от деревьев, косыми полосами ложась на берег и опускаясь на воду, подобрался туман, перестал кричать перепел, смолк и дергач, а рыбе все нет хода. Но вот у одной удочки пошевелился поплавок раз, потом другой и тихо начал тонуть и, наконец, скрылся под водою. Быстро подсекаешь добычу, чувствуешь по изогнувшемуся в дугу удилищу, по натянувшейся в струну лесе, как велика она; но, не давая свободы, не позволяя ей завернуть голову в реку, осторожно начинаешь подводить к берегу. Если не слышно частых, усиленных подергиваний, значит, это лещ: он идет всегда без малейшего сопротивления, плашмя, как доска. У самого берега подхватишь рыбу сачком и едва успеешь уложить ее в мешок, привязанный на берегу к ивовой коряге, да усесться на лавочке, смотришь и у другой удочки исчез поплавок под водою. Начался клев - тут успевай только закидывать да таскать!

Лучший лов рыбы начинается с самого дня валки и продолжается с неделю. Потом крупная рыба берется уже лениво, осторожно и, наконец, скоро совсем перестает; зато охотнее начинает клевать плотва и чеша. Последняя такими огромными стаями подступает к язку, что случалось выуживать с утра и до полудня до пяти сот штук. Но эта рыба не пользуется у шекснинских рыбаков особенным уважением: костлявая и тощая, несколько горьковатая на вкус, в самом деле, она не стоит ловли и хлопот. Лещей случалось выуживать на метлицу громаднейшей величины: от двенадцати до тринадцати с половиной фунтов, а язей - от семи до десяти. Бывали годы, в которые рыба на метлицу бралась так охотно, что науживали по шести пудов в день и даже более на одну удочку. Конечно, таких дней в продолжение всего улова, т. е. полутора недель, выдавалось не много.

Пойманная во время метлицы белевая рыба в садках жить не может: скоро обивается в красные пятна и снет. Это, вероятно, от чрезвычайного наполнения желудка лакомою пищею, для освобождения от которой ей нужны простор и свободное движение. Лещей и язей шекснинские рыбаки от метличного улова очень хорошо вялят, распластывая их надвое и немного присаливая. Коптить, нам кажется, было бы лучше, но наши рыбаки этого делать еще не умеют.